​

Во-первых, это отклонение, повторяет он как минимум трижды, происходит не в каком-то определенном месте и не в какой-то определенный момент времени – оно не имеет локуса или момента, к которому может быть приписано, оно смещается в пространстве и времени и представляет, так сказать, разрыв связи пространства и времени. Во-вторых, оно абсолютно минимально, «nec plus quam minimum», «незаметно совсем». Отклонение является мельчайшим, какое только можно помыслить, различием, которое находится за порогом любого позитивного или наблюдаемого различия, – различием, отличающимся от всех обычных различий и обусловливающим их все. В конечном итоге Лукреций вдруг, без предупреждения, отклоняется от своего космогонического рассуждения (как возник мир благодаря клинамену) и погружается в размышления о свободной воле. Космология внезапно и без перехода встречается с антропологией, естественная причинность – с культурной, или, скорее, проблемы в естественной причинности накладываются на проблемы в «психической каузальности». Подобно тому как атомы отклоняются от своего пути, наша воля вырывается из оков необходимости, ломает установления судьбы, смыкая voluntas и voluptas, волю и наслаждение. Речь идет не только о судьбе вселенной, но и о судьбе наших собственных воли и страсти, желания и наслаждения – вернее, даже не о судьбе, а о чем-то совершенно ей противоположном, о самой возможности переломить судьбу. Клинамен (а не пустота, как у Гегеля) – это точка, где пересекаются космос и человечество, общая для них точка вне пространства и времени. 

 

​